...Любит наш народ писателей! Хлебом его не корми, дай только с живым писателем встретиться, особенно если еще и в рабочее время... Вот проходили у нас в области в прошлом году дни литературы. Понаехали писатели со всех концов страны...Три дня их в центре держали, а потом пустили по районам. Звонят мне рано утром из района, говорят: «Выезжает к вам в совхоз известный писатель БУркo... Или БyркО? В общем, ударение на месте уточните! Примите на уровне!»
Я говорю: «Мы товарищу БУркo... Или БyркО?... очень рады, но все-таки хотелось бы знать, кто такой? Что написал? Чтоб почитать перед встречей...» Район кричит: «Читать уже некогда! Просто прими на уровне – и все!» Я говорю: «Не сомневайтесь! Примем! Но все-таки, как народу объяснить, кто наш гость? Он вообще-то, в частности, мужчина или женщина?»
Район на другом конце трубки затих, чувствую – они тоже не в курсе, потом стали кричать: «Что за глупые вопросы, директор? Писатель к вам не жениться едет, а встретиться с читателями. Ты нам мероприятие не срывай! Ты прими его – и все!» Ладно. Собираю я срочно актив, говорю: «Товарищи! У нас большая радость: приезжает к нам известный писатель... то ли БУркo… то ли БyркО... то ли мужчина, то ли женщина... Какие будут предложения по радушной встрече?»
Задумались. Потом встает завскладом (он у нас мужик башковитый, три ревизии поймать не смогли) и говорит: «Раз уж действительно такая радость и приезжает к нам знаменитый писатель без точной фамилии и явных половых признаков, предлагаю его встретить радостно, но неопределенно... То есть, плакатами! Напишем крупно: «ПРИВЕТ БУРКO НА СОВХОЗНОЙ ЗЕМЛЕ!» или «КНИГА БУРКO – ЛУЧШИЙ ПОДАРОК!» Раз он писатель, то читать умеет, и прочтет все правильно, с нужным для себя ударением!..»
Так и решили. Написали плакаты. Нарвали цветов. Вперед пустили пионеров с барабанами. Ровно в полдень подкатывает к зданию правления черная «Волга», выходит оттуда писатель... С усами! Никаких сомнений... Пионеры застучали в барабан. Аплодисменты. Цветы. Я его беру под руку, веду к себе в кабинет и по дороге говорю, мол, огромная радость, что вы прибыли, заждались, мол... Кстати, говорю, среди ваших поклонников тут разгорелся спор: в каком месте фамилию лучше ударять? Как вас правильней: БУркo или БyркО? Он говорит: «Правильней меня... Куренцов Николай Степанович! А что касается этого БУркo... или БyркО... то он сейчас вообще в другой делегации». Я вздрогнул, говорю: «Это, конечно, для нас... еще большая радость, что вместо какого-то Бурко, вы, товарищ..., к нам приехали. Но с другой стороны, люди-то как-то... настроились... на БУрко... или БyркО... Как быть?!»
Глянул он в окно, почитал плакаты, говорит: «Вот что! Раз уж такая накладка, не будем огорчать людей!... Пусть и дальше уж принимают меня как БУрко... или БуркО... Но поскольку я его книг не знаю, читательскую конференцию проводить не будем. Просто я им речь скажу, пообедаем – и разъехались! У меня программа напряженная!»
Выхожу я к народу, объявляю им БУркo или БyркО, уж не помню, выходит он и произносит речь. «Товарищи! – говорит, дальнейший рост! – говорит, ура! – говорит, навек! – говорит!»... Умеют у нас писатели говорить, про что – сразу и непонятно, но бодрит... Народ ему аплодирует, только, конечно, немножко начинает нервничать, потому что он нас все время почему-то называет «овцеводами»...
Я ему шепчу: «Товарищ Бурко... (тут уж я не думал об ударении, он вообще мне стал надоедать)... Товарищ Бурко! Вы на овцеводство особенно не напирайте! Свекловоды мы, а не овцеводы! Овца в нашем районе не живет, она тут вообще не выдерживает...» Он говорит: «Как так? Разве это не Касьяновский район?» Я говорю: «Ни в коем случае! Это – сто километров и в другую сторону!» Он ахнул: «Ах, мать честная, что ж там в центре все напутали... Меня ж в Касьяновском ждут... Что делать?»
Я говорю: «Не надо огорчаться! Нормально! Жизнь, она все по местам ставит: если вы для нас – Бурко, мы для вас – Касьяновский район!... Прошу к столу!» Сели мы. Выпили. Закусили. Потеплели. Гляжу, он уже нас ласково касьяновцами кличет, а сам не только на фамилию Буркo или Бyрко,... но просто на Буркина охотно откликается...
Под конец совсем захмелел, растрогался, встал, кричит: «Друзья, в память о встрече... хочу вам подарить свою книгу!» Роется в портфеле, огорчается: «Ах, мать честная... Я их все по дороге раздарил... Осталась вот одна... но... на венгерском языке... Как быть?» Я говорю: «А это даже лучше! Огромное спасибо! А то у нас в библиотеке ни одной вашей вещи по-венгерски и нету! Просто неудобно, если кто спросит...»
Достал он книгу, синюю такую, толстую, написал: «ДОРОГИЕ! СЕРДЦЕМ С ВАМИ! НЕ ЗАБЫВАЙТЕ! КОЛЯ!» И уехал! Только пыль за колесами... Вот такая памятная встреча. А книга эта у нас в библиотеке до сих пор на почетном месте стоит. Все ищем способ ее обратно перевести, чтоб узнать, что он все-таки пишет... этот Куренцов? И когда только наш народ правильно ударять научится?...
